Ориентиром Великого Кормчего

увеличить

Излагаемые обстоятельства сейчас могут показаться забавными, а сюжет — достойным пера Войновича или Сорокина. Мне кажется, по-своему они отражают эпоху, в которой мы жили, с правилами, по которым следовало играть. Из этих соображений я и взялся за рассказ, хотя он не вполне вписывается в рамки филиальской тематики.

Описываемая история началась в 1981 году, когда я учился на четвёртом курсе университета и обитал в общежитии. Товарищ и сокурсник, недавно переселившийся в другую комнату, пришёл жаловаться на соседей.

На новом месте неприятие у Григория вызвало настенное оформление. Взгляд в любом направлении натыкался на портреты «горячо любимого и обожаемого» Леонида Ильича. Вперемешку с ними висели плакаты и лозунги Агитпропа типа «Народ и партия — едины!» Даже при полном равнодушии к политике в душе они вызвали бурю протеста :) . Наверно, похожие чувства испытал Рокфеллер, увидев лица Ильича и Троцкого на панно, заказанном им Диего Ривере. Гриша последовал примеру нефтяного магната. Положенную ему часть стены над кроватью он, при молчаливом осуждении соседей, очистил. Однако неприятный осадок в мыслях и осиротевший кусок пространства остались. Излить свои эмоции мой друг решил в кругу идейно близких вольнодумцев :). Адресом он не ошибся — у нас на стенке красовалось даже изображение свастики (на индийском календаре :)).

Григория захватила идея адекватного ответа — какое полотно противопоставить безвкусице и низкопоклонству? Роль Серта [1] (художника, заменившего Риверу) он великодушно предложил рассказчику :) . (Однажды я неосторожно проговорился, что в детстве посещал студию живописи и рисовал натюрморты). Мастеру, польщённому высоким доверием, осталось выбрать достойную тему. Источник вдохновения обнаружился прямо на столе. Там лежал Философский словарь 1952 года издания, раскрытый в аккурат на статье про Мао Цзэ-дуна. Кто-то готовился к экзамену и взял книгу в последний момент, когда в библиотеке оставался лишь морально устаревший и политически невыдержанный экземпляр. Куда смотрело наше «Министерство Правды»? (хотя о чём речь — предсказанный Оруэллом 1984 ещё впереди :) ).

Статья, как полагалось, была снабжена портретом славного борца за дело коммунизма и (на момент издания) верного соратника. Это обстоятельство мгновенно решило исход дела. Всё же копирование изображения виртуозных навыков не требует. Решено — сделано, Григорий сбегал за листом ватмана и тушью в Торговый Центр, a через пару часов стал счастливым обладателем шедевра портретного жанра :) .

Как выяснилось на следующий день, совсем ненадолго. В первый момент соседи, похоже, просто оцепенели от беспрецедентно дерзкой выходки и реакции не последовало. Однако, проснувшись утром, Гриша увидел перед собой голую стену. На все вопросы cожители долго и недобро отмалчивались, а потом со злобой пригрозили сообщить куда следует, если не отстанет. Ценой немыслимых унижений и просьб произведение искусства удалось вернуть, но без права дальнейшего участия в экспозиции :) . Держать такое сокровище в запасниках было бессмысленно, и в итоге картина вернулась к автору.

В нашей комнате коммунистические идеи (ни ортодоксальные, ни ревизионистские) популярностью не пользовались, а вот свобода слова и совести уважались и неукоснительно соблюдались :) . Поэтому здесь портрет беспрепятственно занял достойное место. Над моей койкой он и провисел следующие два года, вплоть до окончания учёбы.

Нельзя сказать, что произведение осталось незамеченным критикой. Однако к тому времени черты Председателя изрядно стёрлись в памяти народной и различали их только крепко подкованные политпропагандисты и махровые антисоветчики :) . Знакомые партийно-комсомольские активисты снисходительно улыбались, не желая портить приятельских отношений. Остальные же равнодушно взирали на облик, пламенно любимый четвeртью человечества. Впрочем, большинство из них об этом даже не догадывалось :) .

Политические беспечность и близорукость не могли, конечно, длиться вечно. И без того Манежная и Бульдозерная Выставки были давно превзойдены по продолжительности :) . Оставалось ждать столь же бдительного искусствоведа и скандального финала. И здесь точку поставил именно тот, кому блюсти чистоту идей и рядов велит профессиональный долг. Студентам он преподавал историю партии, а нашим славным органам докладывал о настроениях этих студентов [2].

К моменту разоблачения «подрывной деятельности» автор, «искусно маскируясь», получил диплом и «проник в ряды» университетских стажёров. Местом стажировки был Вычислительный Центр, а научным руководителем согласился стать Андрей Петрович Ершов, к которому удалось «втереться в доверие». За год следовало подготовиться к «внедрению» в аспирантуру. В качестве жилья на это время стажёру полагалось койко-место в студенческом общежитии. Вместе с такими же выпускниками курса я и вселился в «шестёрку», украсив стену над кроватью привычным образом. Впрочем, проживал я там чисто номинально — паспортный режим соблюдал не слишком ретиво, а на законном месте появлялся редко. Обычно «комендантский час» заставал меня в СОАНовских общежитиях в гостях у бывших сокурсников. Там «подрыв устоев» никогда не ослабевал :) . Тем временем портрет компенсировал моё отсутствие по месту прописки.

Пожалуй, новое место экспозиции оказалось чересчур заметным, что и ускорило развязку. Моя комната располагалась на первом этаже, а шторами новые жильцы так и не обзавелись. Так что теперь в вечернее время с залитой светом стены на прохожих, спешащих по Пирогова, с отеческой улыбкой взирал Великий Кормчий. Лукаво-добрый прищур озарял их путь к славному будущему. Ну а этажом выше проживал и упомянутый ранее боец идеологического фронта. Каждый вечер, изнемогший в жестоких классовых схватках, он возвращался домой, проходя мимо нашего окна. И в один злополучный вечер взгляды непримиримых борцов пересеклись :) .

То, что явка провалена, легко было узреть с улицы. Внезапно голая стена над кроватью ошарашила, но, как и несчастный Плейшнер, я вошёл в дверь :) . Засаду, вероятно, уже сняли :) , а разъяснения, посмеиваясь, дал не вражеский резидент, a бывший одногруппник Дима Верховод [3], сидевший на моей кровати. Он любил заходить сюда даже в отсутствие хозяев — здесь никто не мешал читать или смотреть телевизор. Парой дней раньше он, также в полном одиночестве, пристроился с книжкой на моём месте прямо под крамольным изображением. Именно так его и застал переполненный праведным гневом идейный ортодокс. Портрет был немедленно изъят с жёстким разносом за «гнилой либерализм», попустительство и разгильдяйство. Столь строгий спрос объяснялся тем, что Дмитрий сам шёл в гору по номенклатурной линии. Он был уже то ли секретарём университетского комитета ВЛКСМ, то ли председателем профкома НГУ. Для полноты картины следует добавить, что хоть и считался он откровенным карьеристом, но в кругу друзей представал таким же ярым антисоветчиком, как и старший брат Андрей [4], работавший в Филиале.

Первой реакцией было возмущение по поводу столь беспардонной и беззаконной экспроприации частной собственности. Именно её я и имел неосторожность высказать, отправившись на выручку картины. Однако на сей раз «произведение искусства» попало в надёжные и (по словам Феликса Эдмундовича) чистые руки :) . Моё негодование было смято напором невиданной мощи и нешуточными угрозами — вроде возможного предписания от КГБ: покинуть Академгородок в 24 часа. Всё это было высказано столь убедительно, что пришлось осознать серьёзность ситуации и отступить, смирившись с потерей.

По рассказам осведомлённых людей, мой недруг на этом не остановился, а отнёс портрет в деканат, где потребовал без промедления принять меры к очистке от скверны. Нашим деканом в тот момент был академик Лаврентьев-младший [5]. Будучи человеком широких взглядов, он как мог успокоил заявителя и положил картину под сукно (в прямом смысле), надеясь избежать огласки и со временем замять дело. На такой исход в следующие полгода только и осталось рассчитывать.

Вероятно, дальнейших неприятностей можно было избежать, сдав кандидатский минимум в полном объёме и миновав тем самым вступительные экзамены в аспирантуру. С английским и философией я так и поступил, но в отношении специальности мой руководитель Андрей Петрович придерживался твёрдых принципов. Он (и вполне резонно) считал сдачу этого экзамена на столь раннем этапе профанацией.

Таким образом, в сентябре следующего года пришлось освежить знание как университетского курса математики, так и истории партии. Первое испытание я выдержал на «отлично», да и второй экзамен особых волнений не вызывал. Общественные науки (несмотря на идейную чуждость :) ) меня всегда привлекали, и получал я по ним, как правило, высшие баллы. Даже не предполагал, что на этот раз оценке подвергнутся не знания, а чистота убеждений и преданность идеалам :) .

Экзаменовали меня старый большевик сталинской закалки[6] и уже знакомый «сексот», дождавшийся своего часа. Любопытно, первый из них когда-то поставил тройку в зачётку моему отцу. В 50-e годы они в схожей ситуации столкнулись на сессии в Томском университете. По словам отца, в те годы было трудно угадать, как интерпретировать тому или иному экзаменатору тему «культа личности».

В данном случае неоднозначность трактовки не предвиделась, да и отвечал я всегда в соответствии с генеральной линией партии, которая к тому времени вполне устоялась. Проблема была в том, что исход был уже предопределён. Не выказывая никакого интереса, члены комиссии выслушали ответы по билету. Никаких комментариев и замечаний не последовало. Сразу же был предложен дополнительный вопрос. Без обиняков, глядя в упор, меня спросили про портрет товарища Мао.

От неожиданности и под таким психологическим прессом было выбрано не лучшее решение. Я промямлил что-то из римского права :) и по поводу слабой связи с предметом. Затем делано наивно удивился, почему портрет выдающегося борца за делo коммунизма вызывает нездоровый интерес у представителей братской партии :) . Мне ли, изучавшему классиков, от Троцкого до Сталина, не знать, что бывшие соратники и отступники вкупе с уклонистами вызывают куда большую ненависть и злобу, чем открытые враги :) .

Усмотрев нежелание сотрудничать со следствием и разоружиться перед партией, мне предложили вернуться на место и ждать вердикта. Каким он будет, я в тот момент осознал. Всё же при объявлении отметок (а моя «двойка» была в тот день единственной) я не удержался и попросил пояснить, какие ошибки были допущены при ответе. На это с большевистской прямотой было объявлено, что никакие знания не помогут пробиться в советскую науку идеологически чуждым элементам :) . Не могу не согласиться — логика была железной. В этом смысле, зря я высказал мнение о необъективности экзаменаторов.

Какие-то надежды всё же оставались, связанные, по большей части, с заступничеством влиятельных людей и общей расхлябанностью, характерной для конца эпохи «застоя». Сначала я официально попросил предоставить возможность пересдачи. В этом не было ничего необычного — многие «Ломоносовы» с национальных окраин (Кавказ, Якутия, Средняя Азия) проваливались с первого раза, испытывая лингвистические трудности. И здесь меня поддержали декан и научный руководитель. Однако дело уже получило огласку и приняло серьёзный оборот, а потому покровительство академиков не могло перевесить авторитет заинтересованных людей из органов.

Ситуацию усугубил и я сам, обратившись к комсомольской организации аспирантов и стажёров университета с просьбой походатайствовать за меня. Такой неразумный шаг лишь подлил масла в огонь. На общем собрании вопрос был вынесен на голосование к неудовольствию добровольных «стукачей» и несмотря на их резкие возражения. Тогда мобильников ещё не было, а ситуация вышла из под контроля, так что одному из них пришлось разоблачить себя, в открытую побежав за помощью в партком. Отреагировали оперативно. Изъявление воли трудящихся задержали до прибытия компетентного товарища [7]. Был он даже в ранге профессора и доктора наук, но начисто лишён утончённости оруэловского мистера О’Брайена, а повадками скорее напоминал следователя Хвата :) . Впрочем, будучи хорошим шахматистом, ход он сделал очень сильный. Перед поднятием рук подошёл поближе к передним рядам и со значением произнёс: «Повнимательнее вглядимся в эти лица» :) !

Это возымело должный эффект. В аудитории, первоначально настроенной вполне сочувственно, из сотни собравшихся не дрогнули лишь девять человек, включая Диму. Вероятно, ему этот шаг дался труднее всех — пожалуй, он рисковал большим и лучше сознавал последствия [8]. Впрочем, и для всех остальных это был весьма достойный и мужественный поступок [9].

Ну а дальше — три месяца в ранге «лишенца», поиск прописки и работы. К счастью, особых проблем не возникло. В родной Филиал обратился сразу же, где «блудный сын» и был радушно принят. Володя Нумеров и Боря Чеблаков изыскали мне временную ставку, устроив на место ушедшей в декрет Наталии Кузнецовой (Терновой). Задержку вызвало лишь оформление прописки. Здесь помогли родственники, жившие в Толмачёво (город Обь). Круг «без прописки нет работы, а без работы нет прописки» тогда действительно существовал, но размыкался без особых усилий. В паспортном столе пришлось пообещать устроиться в аэропорт (диспетчером, грузчиком?), а Володе Бабанакову (тогдашнему замдиректора по режиму) поведать, как удобно добираться до работы междугородним 108-м автобусом :) . Доля зарплаты, которую пришлось бы тратить на дорогу, его не смутила, но вызвала понимающую улыбку.

Выйдя на работу, мне пришлось перейти на нелегальное положение — жить за городом было нереально. Впрочем, тогда это мало смущало, а ситуация в условиях дефицита квартир и мест в общежитиях, была достаточно рядовой. Какое-то время вовсе не имел постоянного пристанища — скитался по случайным знакомым, каждое утро просыпаясь без уверенности в дне грядущем :) . Спать часто приходилось, постелив газету и положив под голову дипломат с рабочими бумагами :) . Наконец я нашёл кров в общежитии на Учёных, 8. В комнате под номером 57 меня приютил близкий друг и однокурсник Андрей Терехов [10]. В его комнате ночевало иногда до восьми таких нелегалов. Милиция гоняла нас, устраивая облавы и паспортные проверки. Как раз в этом смысле иногородняя прописка оказывалась на руку. Объяснение о задержке на службе с опозданием к последнему автобусу действовало безотказно. Ну а в целом жили достаточно весело и интересно. Было много общения с неординарными людьми, дискуссий за чашкой чая и рюмкой водки, запрещённой литературы и увлечения работой. Романтика и рай диссидента! :)

Через год снова подал документы в аспирантуру, но, увидев реакцию, махнул рукой и уже окончательно связал свою судьбу с Филиалом. Тогда же был переведён на постоянную ставку. Работа была интересной и перспективной, а коллектив и досуг — совершенно замечательными. Следовало благодарить судьбу, направившую заблудшую душу в нужную сторону :) .

В заключение осталось рассказать о последующих событиях, связанных в логическую цепочку.

Несколько аукнулась иногородняя прописка — по тогдашнему законодательству она препятствовала постановке в очередь на квартиру. Изобретательные начальники (Боря и Володя) изыскали, однако, юридическую лазейку. Их усилиями я срочно был объявлен передовиком производства, что давало право на включение в льготный список. Тогда же моя фотография (почему-то с отчеством Михайлович :) ) попала на институтскую Доску Почёта.

Минул 1984, грянули перестройка и гласность. Началось и строительство дома на Печатников. В университетской аспирантуре вдруг объявились невостребованные вакансии. Их тогда (1986 год) предложили академическим институтам, включая наш Филиал. О том, что в список включили моё имя, я узнал от Бориса Георгиевича в коридоре. Он же поведал, как это встретили в отделе аспирантуры НГУ. Я остался персоной нон-грата, но политический климат изменился, и Геннадий Дмитриевич Чинин жёстко настоял на своём. «Если тогда вас назвали м...и, то теперь партия говорит, что это правда» — так передал Боря его исторический ответ моим недругам :) .

Тут же он сообщил, что вступительный экзамен по специальности назначен на послезавтра в кабинете директора. Помня, каких усилий стоила подготовка несколько лет назад, я пришёл в ужас. Увидев смятение на лице, Борис Георгиевич поспешил успокоить: «Комиссия не задаст вопросов, на которые не знает ответов», а заметив непреходящее сомнение, уточнил: «Вопросов, на которые не ожидает получить ответа» :) .

Так, собственно, и произошло. Комиссия в составе Чинина и Чеблакова высоко оценила знания трёх абитуриентов. Мы с Юрой Бондарем были удостоены отличных отметок, а вот Миша Лазебный слегка споткнулся, получив четвёрку. После, в кулуарах, он говорил о предвзятости и слегка попенял мне :) . Это я накануне рекомендовал комиссии список вопросов и никак не предполагал, что определение алгебраической группы (первый семестр первого курса) вызовет затруднения :) .

Сдавать историю КПСС мы пошли в университет. Опасения рассеялись в момент, когда экзаменатор дружески поздоровался с ребятами, с которыми оказался хорошо знаком. Он предложил на выбор — четвёрка сразу или «суперигра» на пятёрку :) . Рисковать, конечно, никто не стал, и из главного корпуса все мы вышли заочными аспирантами.

Восхождение к учёным степеням шло уверенной поступью (работа по теме, ежегодная аттестация). Казалось, поставленная цель близка, но достичь её в условиях нахлынувших перемен было уже не суждено. Сожалений нет — разве что ощущение незавершённости одного из пройденных этапов. Работа же в последующие годы принесла достаточно удовлетворения и успехов.

Ну а последнее соприкосновение с идеями и наследием Великого Кормчего произошло уже в Штатах. Сначала на распродаже старых книг в местной библиотеке я обнаружил издание избранных трудов Председателя. Сборник предназначен для иностранцев и выпущен на английском языке в 1971 году в Пекине Центральным Комитетом Коммунистической Партии Китая. Мне он обошёлся в 75 центов. На титульном листе я обнаружил до боли знакомое лицо, а между пожелтевших от времени страничек — открытку с изображением Карла Маркса :) . А год назад на День Благодарения я получил ещё более ценный подарок. Из Китая мне привезли знаменитую «Красную книжицу» — цитатник Мао, изданный на китайском языке с английским переводом. Некоторые источники утверждают, что по общему тиражу он оставил позади такие бестселлеры всех времён и народов, как Библия, Коран и Mein Kampf! Книжечка легко входит в нагрудный карман рубашки и её можно носить у сердца :) (иллюстрация прилагается).

Примечания

[1.] Хосе Мария Серт (Jose Maria Sert) — испанский художник, автор настенной росписи (mural) в Рокфеллеровском Центре в Нью-Йорке. В аллегорической форме картина, названная «Американский прогресс», изображает людей, строящих современную Америку. В числе прочих там присутствуют фигуры Авраама Линкольна и Махатмы Ганди. Первоначально работа была поручена мексиканскому живописцу Диего Ривере.

[2.] Семёнов Евгений Фёдорович — преподаватель истории КПСС в НГУ. Отличался крайне ортодоксальным коммунистическим мировоззрением на грани фанатизма. Фотографию можно увидеть в фотоальбоме «Наши любимые преподаватели» сообщества «Матфак НГУ» на сайте «Одноклассники».

[3.] Верховод Дмитрий Бенедиктович — младший брат Андрея Верховода, работавшего в Филиале. С автором учился в 711 группе мехмата НГУ выпуска 1982 года. В отличие от него успешно закончил аспирантуру и защитил (в 1989 году) диссертацию, получив степнь кандидата физико-математических наук. Помимо описанного эпизода двумя года ранее помог автору избежать исключения из рядов ВЛКСМ и НГУ. С 1995 года ­ заместитель генерального директора ОАО «Новосибирский жировой комбинат», а с 1997 года — генеральный директор. С 2000 года — заместитель главы администрации Новосибирской области, председатель комитета по управлению государственным имуществом. С 2004 года Д.Б, Верховод — директор Западно-Сибирского регионального филиала ОАО «Авиакомпания «Сибирь», а с 2005 года — управляющим делами СО РАН.

[4.] Андрей Верховод — в прошлом сотрудник Филиала, однокурсник многих наших коллег (матфак НГУ, выпуск 1976 года). Старший брат Димы.

[5.] Михаи?л Миха?йлович Лавре?нтьев (21 июля 1932, Москва — 16 июля 2010, Новосибирск) — российский математик, академик РАН, специалист в области математической физики, доктор физико-математических наук, профессор. Сын основателя СОАН и Академгородка — академика М. А. Лаврентьева. С 1979 по 1985 — декан механико-математического факультета Новосибирского государственного университета. С 1986 по 2002 год работал директором Института математики им. С. Л. Соболева Сибирского отделения Российской академии наук.

[6.] Зольников Дмитрий Матвеевич — преподаватель истории КПСС в Томском и Новосибирском университетах, ветеран Великой Отечественной Войны. Непоколебимый сталинист и мракобес даже по меркам эпохи застоя.

[7.] Сычёв Анатолий Викторович — преподаватель кафедры ТФКП в НГУ, доктор физико-математических наук, профессор, главный научный сотрудник Института математики имени С.Л. Соболева СО РАН. По политическим воззрениям — крайний догматик-коммунист. В дополнение — зоологический антисемит (антисионист, в советской терминологии :) ), борец с алкоголем, жидо-масонством и прочей нечистью, мешающей жить русскому народу. Талантливый шахматист — в течение многих лет успешно играл на первой доске команды Института математики. Его силу не раз испытали на себе наши коллеги — Володя Мезенцев, Саша Кулибаба и Валера Пономарёв, игравшие в СОАНовских турнирах. Чемпион Европы в игре по переписке (впаять бы ему лет 10 без права оной :) ). Нужно отдать должное его политическому чутью — в авторе он безошибочно углядел потенциального невозвращенца и изменника Родины :) .

[8.] Не исключено, впрочем, что дальновидный Дима уже тогда ознакомился с памфлетом Амальрика «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» и просчитал все ходы вперёд :) .

[9.] Среди поднявших руку в мою защиту не могу не вспомнить другого однокурсника. Это Люлько Александр Николаевич, как и Дима, защитивший в 1989 году кандидатскую диссертацию по математике. Работал в педагогическом институте и Институте математики Впоследствии — влиятельный политик регионального уровня. С 1989 года и по настоящий день — бессменный депутат областного и городского советов Новосибирска (сейчас представляет округ 27). Руководитель местного отделения Конгресса Русских Общин.

[10.] Терехов Андрей Владимирович. Однокурсник и близкий друг автора. Проживает в Калифорнии и хорошо знаком большинству тамошних выходцев из филиала, а также нашим коллегам, бывавшим там в командировках. Супруга, Нелли Анатольевна, работала над курсовым и дипломным проектами в 8-й лаборатории Филиала.

К списку